Неточные совпадения
«На берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка идет». Нас несколько человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку, ногу, плечо —
жжет. Голубая вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто спят: ни малейшего движения на них; на палубе ни
души. По огромному заливу кое-где ползают лодки, как сонные мухи.
Улица напоминает любой наш уездный город в летний день, когда полуденное солнце
жжет беспощадно, так что ни одной живой
души не видно нигде; только ребятишки безнаказанно, с непокрытыми головами, бегают по улице и звонким криком нарушают безмолвие.
В таком случае, — продолжает Жюли все тем же длинным, длинным тоном официальных записок, — она отправит письмо на двух условиях — «вы можете принять или не принять их, — вы принимаете их, — я отправляю письмо; вы отвергаете их, — я
жгу письмо», и т. д., все в этой же бесконечной манере, вытягивающей
душу из спасаемого.
Как вкопанный стоял кузнец на одном месте. «Нет, не могу; нет сил больше… — произнес он наконец. — Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и
жжет, так и
жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай
душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали!»
Знаем тоже его не сегодня; может, своими глазами видали, сколько все действия этого человека на интересе основаны: за какие-нибудь тысячи две-три он мало что ваше там незаконное свидетельство, а все бы дело вам отдал — берите только да
жгите, а мы-де начнем новое, — бывали этакие случаи, по смертоубийствам даже, где уж точно что кровь иногда вопиет на небо; а вы, слава богу, еще не
душу человеческую загубили!
Видеть шалопайство вторгающимся во все жизненные отношения, нюхающим, чем; пахнет в человеческой
душе, читающим по складам в человеческом сердце, и чувствовать, что наболевшее слово негодования не только не
жжет ничьих сердец, а, напротив, бессильно замирает на языке, — разве может существовать более тяжелое, более удручающее зрелище?
Шесть косарей стоят рядом и взмахивают косами, а косы весело сверкают и в такт, все вместе издают звук: «вжжи, вжжи!» По движениям баб, вяжущих снопы, по лицам косарей, по блеску кос видно, что зной
жжет и
душит.
— Там потом хоть умри", — повторял он, медленно расхаживая взад и вперед по комнате, и лишь изредка невольно закрывал глаза и переставал дышать, когда эти слова, эти слова Ирины вторгались ему в
душу и
жгли ее огнем.
— Ну, — несчастье попразднуем!.. В каторгу понадобится идти — вместе айда? Слышишь? А пока — будем горе с любовью изживать… Теперь мне — хошь
жги меня огнём… На
душе — легко…
Когда Илья остался один, он почувствовал, что в голове у него точно вихрь крутится. Всё пережитое им в эти несколько часов странно спуталось, слилось в какой-то тяжёлый, горячий пар и
жгло ему мозг. Ему казалось, что он давно уже чувствует себя так плохо, что он не сегодня
задушил старика, а давно когда-то.
— О
душе моей ты не смеешь говорить… Нет тебе до нее дела! Я — могу говорить! Я бы, захотевши, сказала всем вам — эх как! Есть у меня слова про вас… как молотки! Так бы по башкам застукала я… с ума бы вы посходили… Но — словами вас не вылечишь… Вас на огне
жечь надо, вот как сковороды в чистый понедельник выжигают…
— Нет, Андрей Васьянович! Конечно, сам он от неприятеля не станет прятать русского офицера, да и на нас не донесет, ведь он не француз, а немец, и надобно сказать правду — честная
душа! А подумаешь, куда тяжко будет, если господь нас не помилует. Ты уйдешь, Андрей Васьянович, а каково-то будет мне смотреть, как эти злодеи станут владеть Москвою, разорять храмы господни,
жечь домы наши…
Он верил ей, улыбался, целовал ее руки, но воспоминания о прошедшем только
жгли, только терзали его
душу.
Если бы теперь в ходу были пытки, то можно бы подумать, что этого человека
душили,
жгли, резали и пилили на части, заставляя его оговаривать людей на все стороны, и что он под тяжкими муками говорил что попало, и правду и неправду, — таковы его необъятнейшие воспоминания, вписанные им в свое уголовное дело, где человеческих имен кишит, как блох в собачьей шкуре.
И всё это — не то, что тлеет в
душе моей, тлеет и нестерпимо
жжёт её. Спать не могу, ничего не делаю, по ночам тени какие-то
душат меня, Ольгу вижу, жутко мне, и нет сил жить.
«Сейчас умер мой отец. Этим я обязана тебе, так как ты убил его. Наш сад погибает, в нем хозяйничают уже чужие, то есть происходит то самое, чего так боялся бедный отец. Этим я обязана тоже тебе. Я ненавижу тебя всею моею
душой и желаю, чтобы ты скорее погиб. О, как я страдаю! Мою
душу жжет невыносимая боль… Будь ты проклят. Я приняла тебя за необыкновенного человека, за гения, я полюбила тебя, но ты оказался сумасшедшим…»
И попадет
жгут деркача, так уже дубасит, дубасит, сколько
душе угодно!..
Что
души будет вечный
жечь огонь...
Пусть все они в одну сольются песню
И рвут мне сердце,
душу жгут огнем
И слабый дух на подвиг утверждают.
И он узнал Маврушу. Но — творец! —
Как изменилось нежное созданье!
Казалось, тело изваял резец,
А бог вдохнул не
душу, но страданье.
Она стоит, вздыхает, наконец
Подходит и холодными руками
Хватает руку Саши, и устами
Прижалась к ней, и слезы потекли
Всё больше, больше, и, казалось,
жглиЕе лицо… Но кто не зрел картины
Раскаянья преступной Магдалины?
«Пожалуй!» — отвечал ей Саша. Он
Из слов ее расслушал половину, —
Его клонил к подушке сладкий сон,
Как птица клонит слабую тростину.
Блажен, кто может спать! Я был рожден
С бессонницей. В теченье долгой ночи
Бывало беспокойно бродят очи,
И
жжет подушка влажное чело.
Душа грустит о том, что уж прошло,
Блуждая в мире вымысла без пищи,
Как лазарони или русский нищий…
— Вали, Гнедой, — распаляясь, орут мужики, — говори за всех, мирская
душа!
Жги его, горе наше…
И после этого каждый новый знак участия и внимания жены, как капля растопленного свинца,
жег и колюче пронизывал его
душу.
Поэтому адские муки имеют и телесный характер, адский огонь, по символическому свидетельству Слова Божия,
жжет не только
душу, но и тело.
Егорушка давно уж убедил ее, что он пьет с горя: вином и водкой заливает он безнадежную любовь, которая
жжет его
душу, и в объятиях развратных девок он старается вытеснить из своей гусарской головы ее чудный образ.
Песня
жгла жаждою страсти и ласк. И песня эта, и шедшие из тьмы шорохи, и разогретая хмелем кровь — все томило
душу, и хотелось сладко плакать. Но тяжело лежала в
душе мутная тоска и не давала подняться светлым слезам.
И через год — вот она, как зверь, воет и бьется, готова кидаться как бесноватая и кусать всех,
душить, резать,
жечь.
На
душе у него было тяжело, внутри
жгло и сердце беспокойно стучало: ему хотелось теперь получить сербский орден Такова. Хотелось страстно, мучительно.
— Конечно, не вчера… Тогда еще ты был недалеко от него и твое ядовитое дыхание
жгло благородного юношу, но теперь, недавно, не нагоняли ли вы его в окрестностях замка? Смотри, продажная
душа, говори прямо. Не сложили ли вы труп его уже в ближний овраг, или мой меч допросит тебя лучше меня.
— Конечно, не вчера… Тогда еще ты был недалеко от него и твое ядовитое дыхание
жгло благородного юношу, но теперь, недавно, не нагоняли ли вы его в окрестностях замка? Смотри, продажная
душа, говори прямо. Не сложили ли вы труп его уже в ближайший овраг, или мой меч допросит тебя лучше меня.
Как же смотрели на них в XV веке, когда была учреждена инквизиция, жарившая их и мавров тысячами? когда самих христиан
жгли, четверили,
душили, как собак, за то, что они смели быть христианами по разумению Виклефа или Гуса, а не по наказу Пия или Сикста?
Перед ним, как из земли, выросла стройная, высокая девушка; богатый сарафан стягивал ее роскошные формы, черная как смоль коса толстым
жгутом падала через левое плечо на высокую, колыхавшуюся от волнения грудь, большие темные глаза смотрели на него из-под длинных густых ресниц с мольбой, доверием и каким-то необычайным, в
душу проникающим блеском.
Та двойственность чувств, за которую так презирал себя Виктор Павлович, начала понемногу исчезать. Образ Зинаиды Владимировны все чаще и чаще восставал перед очами Оленина и своим ровным светом убаюкивал его
душу, и появление в его кабинете Ирены, подобно вспышкам адского пламени, до физической боли
жгло его сердце.
— Береги ее мне или себе на погребенье! Возьми и свои деньги — они
жгут меня, они скребут мне
душу.